Неточные совпадения
— Вот видите ли, я в счастливом положении, — уже без смеха начала она,
взяв в руку
чашку.
Чичиков, как уж мы видели, решился вовсе не церемониться и потому,
взявши в руки
чашку с чаем и вливши туда фруктовой, повел такие речи...
Это успокоило Плюшкина. Заметно было, что он придумывал что-то сделать, и точно,
взявши ключи, приблизился к шкафу и, отперши дверцу, рылся долго между стаканами и
чашками и наконец произнес...
Но когда однажды он понес поднос с
чашками и стаканами, разбил два стакана и начал, по обыкновению, ругаться и хотел бросить на пол и весь поднос, она
взяла поднос у него из рук, поставила другие стаканы, еще сахарницу, хлеб и так уставила все, что ни одна
чашка не шевельнулась, и потом показала ему, как
взять поднос одной рукой, как плотно придержать другой, потом два раза прошла по комнате, вертя подносом направо и налево, и ни одна ложечка не пошевелилась на нем, Захару вдруг ясно стало, что Анисья умнее его!
—
Чашки возьму, — шептала она, — и чайники, еще вон этот диванчик
возьму и маленькие кресельца, да эту скатерть, где вышита Диана с собаками. Еще бы мне хотелось
взять мою комнатку… — со вздохом прибавила она.
— Кофейку, Полина Карповна! — прервала ее Татьяна Марковна, подвигая к ней
чашку. — Не слушай ее! — шепнула она, косясь на полуоткрытую грудь Крицкой, — все врет, бесстыжая!
Возьмите вашу
чашку, — прибавила она, обратясь к юноше, — вот и булки!
— А эти саксонские
чашки, эти пузатые чайники? Таких теперь не делают. Ужели не
возьмешь?
Но мама поблагодарила и
чашку не
взяла: как узнал я после, она совсем тогда не пила кофею, производившего у ней сердцебиение.
Само собою, я был как в чаду; я излагал свои чувства, а главное — мы ждали Катерину Николаевну, и мысль, что через час я с нею наконец встречусь, и еще в такое решительное мгновение в моей жизни, приводила меня в трепет и дрожь. Наконец, когда я выпил две
чашки, Татьяна Павловна вдруг встала,
взяла со стола ножницы и сказала...
Я никак не ожидал, чтоб Фаддеев способен был на какую-нибудь любезность, но, воротясь на фрегат, я нашел у себя в каюте великолепный цветок: горный тюльпан, величиной с чайную
чашку, с розовыми листьями и темным, коричневым мхом внутри, на длинном стебле. «Где ты
взял?» — спросил я. «В Африке, на горе достал», — отвечал он.
Я подержал
чашку с рисом в руках и поставил на свое место. «Вот в этой что?» — думал я, открывая другую
чашку: в ней была какая-то темная похлебка; я
взял ложку и попробовал — вкусно, вроде наших бураков, и коренья есть.
В целой
чашке лежит маленький кусочек рыбы, в другой три гриба плавают в горячей воде, там опять под соусом рыбы столько, что мало один раз в рот
взять.
Прочитав это повествование и выслушав изустные рассказы многих свидетелей, — можно наглядно получить вульгарное изображение события, в миниатюре, таким образом:
возьмите большую круглую
чашку, налейте до половины водой и дайте
чашке быстрое круговращательное движение — а на воду пустите яичную скорлупу или представьте себе на ней миниатюрное суденышко с полным грузом и людьми.
После этого священник отдернул занавеску, отворил середние двери и,
взяв в руки золоченую
чашку, вышел с нею в середние двери и пригласил желающих тоже поесть тела и крови Бога, находившихся в
чашке.
Саша уходит за прибором, — да, это чаще, чем то, что он прямо входит с чайным прибором, — и хозяйничает, а она все нежится и, напившись чаю, все еще полулежит уж не в постельке, а на диванчике, таком широком, но, главное достоинство его, таком мягком, будто пуховик, полулежит до 10, до 11 часов, пока Саше пора отправляться в гошпиталь, или в клиники, или в академическую аудиторию, но с последнею
чашкою Саша уже
взял сигару, и кто-нибудь из них напоминает другому «принимаемся за дело», или «довольно, довольно, теперь за дело» — за какое дело? а как же, урок или репетиция по студенчеству Веры Павловны...
За кашей, всегда гречневой, с топленым салом, а в постные дни с постным маслом, дело шло веселей: тут уже не зевай, а то ложкой едва
возьмешь, она уже по дну
чашки стучит.
Старик шел не торопясь. Он читал вывески, пока не нашел то, что ему нужно. На большом каменном доме он нашел громадную синюю вывеску, гласившую большими золотыми буквами: «Хлебная торговля Т.С.Луковникова». Это и было ему нужно. В лавке дремал благообразный старый приказчик. Подняв голову, когда вошел странник, он машинально
взял из деревянной
чашки на прилавке копеечку и, подавая, сказал...
Я не понял ничего, но невольно запоминал такие и подобные слова, — именно потому запоминал, что в простоте этих слов было нечто досадно таинственное: ведь не требовалось никакого особого уменья
взять камень, кусок хлеба,
чашку, молоток!
— Ну да, школьное слово! Дрянное слово! Вы намерены, кажется, говорить завтра всё такими словами. Подыщите еще побольше дома в вашем лексиконе таких слов: то-то эффект произведете! Жаль, что вы, кажется, умеете войти хорошо; где это вы научились? Вы сумеете
взять и выпить прилично
чашку чаю, когда на вас все будут нарочно смотреть?
— Известно, золота в Кедровской даче неочерпаемо, а только ты опять зря болтаешь: кедровское золото мудреное — кругом болота, вода долит, а внизу камень. Надо еще
взять кедровское-то золото. Не об этом речь. А дело такое, что в Кедровскую дачу кинутся промышленники из города и с Балчуговских промыслов народ будут сбивать. Теперь у нас весь народ как в
чашке каша, а тогда и расползутся… Их только помани. Народ отпетый.
Я очень видел, что с ними поступают совсем не так, как с нами; их и любили, и ласкали, и веселили, и угощали разными лакомствами; им даже чай наливали слаще, чем нам: я узнал это нечаянно,
взявши ошибкой
чашку двоюродной сестры.
Она вздрогнула, взглянула на меня,
чашка выскользнула из ее рук, упала на мостовую и разбилась. Нелли была бледна; но, взглянув на меня и уверившись, что я все видел и знаю, вдруг покраснела; этой краской сказывался нестерпимый, мучительный стыд. Я
взял ее за руку и повел домой; идти было недалеко. Мы ни слова не промолвили дорогою. Придя домой, я сел; Нелли стояла передо мной, задумчивая и смущенная, бледная по-прежнему, опустив в землю глаза. Она не могла смотреть на меня.
Ефим принес горшок молока,
взял со стола
чашку, сполоснул водой и, налив в нее молоко, подвинул к Софье, внимательно слушая рассказ матери. Он двигался и делал все бесшумно, осторожно. Когда мать кончила свой краткий рассказ — все молчали с минуту, не глядя друг на друга. Игнат, сидя за столом, рисовал ногтем на досках какой-то узор, Ефим стоял сзади Рыбина, облокотясь на его плечо, Яков, прислонясь к стволу дерева, сложил на груди руки и опустил голову. Софья исподлобья оглядывала мужиков…
Взял ее руку в свои, крепко стиснул, потряс и быстро отвернулся в сторону. Утомленная волнением, мать, не торопясь, мыла
чашки и молчала, в груди у нее тихо теплилось бодрое, греющее сердце чувство.
— Как там один мастер
возьмет кусок массы, бросит ее в машину, повернет раз, два, три, — смотришь, выйдет конус, овал или полукруг; потом передает другому, тот сушит на огне, третий золотит, четвертый расписывает, и выйдет
чашка, или ваза, или блюдечко.
И она задирчиво махнула рукой подносившему ей кофей слуге. (От кофею, впрочем, и другие отказались, кроме меня и Маврикия Николаевича. Степан Трофимович
взял было, но отставил
чашку на стол. Марье Тимофеевне хоть и очень хотелось
взять другую
чашку, она уж и руку протянула, но одумалась и чинно отказалась, видимо довольная за это собой.)
— Выпейте!.. — сказала ей тихо, но повелительно gnadige Frau и налила
чашку, которую Парасковья неумело
взяла в руки, но кофей только попробовала.
—
Возьмите же вашу
чашку да отпустите человека, — промолвил Шубин. — Сами же вы говорите, что не надо devant les domestiques, — прибавил он вполголоса.
Надо пить по-казацки», и,
взяв чапуру (деревянную
чашку, вмещающую в себе стаканов восемь), налил вина и выпил почти всю.
Хандра Бельтова, впрочем, не имела ни малейшей связи с известным разговором за шестой
чашкой чаю; он в этот день встал поздно, с тяжелой головой; с вечера он долго читал, но читал невнимательно, в полудремоте, — в последние дни в нем более и более развивалось какое-то болезненное не по себе, не приходившее в ясность, но располагавшее к тяжелым думам, — ему все чего-то недоставало, он не мог ни на чем сосредоточиться; около часу он докурил сигару, допил кофей, и, долго думая, с чего начать день, со чтения или с прогулки, он решился на последнее, сбросил туфли, но вспомнил, что дал себе слово по утрам читать новейшие произведения по части политической экономии, и потому надел туфли,
взял новую сигару и совсем расположился заняться политической экономией, но, по несчастию, возле ящика с сигарами лежал Байрон; он лег на диван и до пяти часов читал — «Дон-Жуана».
— Под Новый год вы разбили чайную
чашку с блюдечком. Долой два рубля…
Чашка стоит дороже, она фамильная, но… бог с вами! Где наше не пропадало! Потом-с, по вашему недосмотру Коля полез на дерево и порвал себе сюртучок… Долой десять… Горничная тоже по вашему недосмотру украла у Вари ботинки. Вы должны за всем смотреть. Вы жалованье получаете. Итак, значит, долой еще пять… Десятого января вы
взяли у меня десять рублей…
Он поднялся,
взял свою
чашку, длинную палку и пошел к Служней слободе, а воевода стоял, смотрел ему вслед и чувствовал, как перед ним ходенем ходит вся Служняя слобода, Яровая, и лес за Яровой, и горы.
Катерина Львовна
взяла медную полоскательную
чашку и намыленную мочалку.
— Честь имею представить вам господина барона, — говорил Масуров. — Прошу покорнейше к столу. Я надеюсь, что ваше баронство не откажет нам в чести выпить с нами
чашку чаю. Милости прошу. Чаю нам, Лиза, самого сладкого, как, например, поцелуй любви! Что, важно сказано? Эх, черт
возьми! Я когда-то ведь стихи писал. Помнишь, Лиза, как ты еще была невестой, я к тебе акростих написал...
Когда Печорин кончил, молодой человек во фраке встал и, протянув руку, чтоб
взять шляпу со стола, сдернул на пол поднос с чайником и
чашками; движение было явно умышленное; все глаза на него обратились; но взгляд Печорина был дерзче и вопросительнее других; — кровь кинулась в лицо неизвестному господину, он стоял неподвижен и не извинялся — молчание продолжалось с минуту.
Затем через голову дьякона протянулась рука,
взяла бутылку, и раздалось характерное булькание водки, наливаемой из бутылки в
чашку. Потом громко крякнули…
Выскочила я на минуточку на улицу — тут у нас, в нашем же доме, под низом кондитерская, —
взяла десять штучек песочного пирожного и прихожу; сама поставила самовар; сама чаю
чашку ей налила и подаю с пирожным. Она
взяла из моих рук
чашку и пирожное
взяла, откусила кусочек, да меж зубов и держит. Кусочек держит, а сама вдруг улыбается, улыбается, и весело улыбается, а слезы кап-кап-кап, так и брызжут; таки вот просто не текут, а как сок из лимона, если подавишь, брызжут.
— Ну что ж… Велика мудрость. Пущай. И сами управимся. Присмотрим. Самое главное —
чашки.
Чашки самое главное. Ходят, ходят разные… Долго ли ее…
Возьмет какой-нибудь в карман, и поминай как звали. А отвечать — кому? Нам. Картину — ее в карман не спрячешь. Так ли я говорю?
Аксинья Захаровна с дочерьми и канонница Евпраксия с утра не ели, дожидаясь святой воды. Положили начал, прочитали тропарь и, налив в чайную
чашку воды, испили понемножку. После того Евпраксия, еще три раза перекрестясь,
взяла бурак и понесла в моленну.
Оставшись с Дуней, Дарья Сергевна раздела ее и уложила в постель. В соседней горнице с молитвой налила она в полоскательную
чашку чистой воды на уголь, на соль, на печинку — нарочно на всякий случай ее с собой захватила, —
взяла в рот той воды и, войдя к Дуне, невзначай спрыснула ее, а потом оставленною водой принялась умывать ей лицо, шепотом приговаривая...
— Принимай! — сказал Максим, когда были съедены щи. Марья
взяла со стола пустую
чашку, но не донесла ее благополучно до печи, хотя и была печь близко. Она зашаталась и упала на скамью.
Чашка выпала из ее рук и сползла с колен на пол. Послышались всхлипывания.
Девочка
взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой
чашки; потом
взяла среднюю ложку и похлебала из средней
чашки, потом
взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех.
А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь
взял свою
чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей
чашке!»
Расселись на лугу, недалеко от сторожки, выложили свежие огурцы, хлеб, соль. Стояло два глиняных кувшина с водкой, заткнутые комками свежей травы. Василий Панов
взял чайную
чашку с отбитою ручкою, налил ее доверху водкой и поднес мне.
Чтобы не обидеть отца отказом, Борис
взял рюмку и молча выпил. Когда принесли самовар, он молча, с меланхолическим лицом, в угоду старику, выпил две
чашки противного чаю. Молча он слушал, как «бабенция» намеками говорила о том, что на этом свете есть жестокие и безбожные дети, которые бросают своих родителей.
Летом зачастую обеденный стол накрывался в саду, у бюста императора Павла Петровича, против которого оставалось незанятое место и во время обеда ставилась на стол каждая перемена кушанья; в конце обеда подавался кофе, и граф Аракчеев,
взяв первую
чашку, выливал ее к подножию императорского бюста, после же этого возлияния он брал уже другую
чашку.
— Вы мне позволите, chère maman, — обратилась она к Марье Осиповне,
взяв из ее рук
чашку чаю, — пойти после чаю отдохнуть? Этот несносный мальчик, — кивнула она в сторону молодого графа, — не хотел нигде останавливаться, и мы без отдыха ехали от самого Парижа.
— Да, реформатор, — повторил Гаярин и сел опять на свое место, в той же позе, с тем же лицом, и
взял опять со столика недопитую
чашку.
— Однако затихать стала, — сказал Ферапонтов, выпив три
чашки чая и поднимаясь, — должно, наша
взяла. Сказано, не пустят. Значит сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать что ли в один день потопил.